Tant qu'on reve encore Rien n'est perdu
Еду в машине в Ярославль, полулежу, смотрю на небо. Там наверху, и внизу, и справа и слева - Бог. И во мне тоже Бог.
"Господи, помоги мне", - смотрю на облака и говорю. И Бог даёт мне подзатыльник, отвечая: "Слишком много Я в твоих словах, дитя моё".
"Я, меня, мне, моё" - чуть перевирая Джорджа Харрисона думаю я.
"Я хочу, чтобы моя музыка была услышана людьми".
И на самом деле самое плохое слово в этом предложении не "хочу", а "моя". Потому что это делаю не я, а Бог делает через меня. Я всего лишь наиболее удобный для него передатчик, "проводник информации".
На самом деле это не мои мысли, а информация, которую Бог считает нужной на Земле. И не творчество это вовсе, а способ услышать другими Его слова.
И, наверное, когда я хочу что-то делать со своим творчеством, то я иду против Бога. Он создатель этой музыки, этих стихов. Он родитель этих мыслей.
Ему ими и распоряжаться.
"Господи, помоги мне", - смотрю на облака и говорю. И Бог даёт мне подзатыльник, отвечая: "Слишком много Я в твоих словах, дитя моё".
"Я, меня, мне, моё" - чуть перевирая Джорджа Харрисона думаю я.
"Я хочу, чтобы моя музыка была услышана людьми".
И на самом деле самое плохое слово в этом предложении не "хочу", а "моя". Потому что это делаю не я, а Бог делает через меня. Я всего лишь наиболее удобный для него передатчик, "проводник информации".
На самом деле это не мои мысли, а информация, которую Бог считает нужной на Земле. И не творчество это вовсе, а способ услышать другими Его слова.
И, наверное, когда я хочу что-то делать со своим творчеством, то я иду против Бога. Он создатель этой музыки, этих стихов. Он родитель этих мыслей.
Ему ими и распоряжаться.